Байки интернета

– Вон, портки старые с дырявыми валенками под кроватью валяются. Могу и так отдать, забирайте.

– Портков нам твоих и валенок, дедуля, не надо, а вот картиночка у тебя на стене висит – можно посмотреть?

– Отчего нельзя – посмотрите. Старая будет картина. Ее еще мой дед на стенку прибил. А ему эта картина от отца досталась. Барин, когда за границу бежал, в своем доме две картины на стене второпях оставил. Прадед мой их и забрал. Он у барина конюхом служил, – дед, покряхтывая, встал и подошел к железной кровати, над которой висела картина. – Мне эта картина больше нравится. Река вон, деревушка на берегу, церквушка. Радуга после дождичка. Посмотришь, и душа радуется. Прям как у нас, в Малиновке. Хотя китаец какой-то нарисовал. Ху Ин Жи его фамилия. Там, в углу, написано.

Маленький, оторвавшись от картины, вытер с лысины выступившую испарину и прошептал очкастому:

– Это же Куинджи! Подфартило-то как нам!

– Дедуля! А где вторая картина? – спросил очкастый. Стекла его очков хищно блеснули. – Ты же говоришь, барин две картины оставил.

– Да в сундуке где-то. Показать?

– Покажи, покажи! – хором ответили приезжие.

– Ну, я пока тут, в сундуке, пороюсь, а вы мне во дворе дровишек наколите. Там колун рядом с чурками лежит. Да потом сразу по охапке и занесите в избу.

Когда лысый с очкастым через полчаса появились на пороге с охапками дров, на кровати, прислоненная к стене, стояла еще одна картина. Увидев ее, лысый выронил поленья из рук, а очкастый прошел с дровами прям к кровати.

– Куды?! Куды прешь в своих грязных чеботах?! Мать твою! Неси к печке! – прикрикнул на него дед.

Гости собрали упавшие поленья и аккуратно сложили их возле печи. Дед же, кряхтя, присел на стул:

– Вот теперь можете и посмотреть. Только эта картина мне не шибко нравится. Поляк какой-то, Гуген, намалевал. Там тоже в углу написано. Англицкими буковками.

– Мама родная! – снова прошептал лысый. В горле у него пересохло. – Это же Поль Гоген!

– Тише ты! Сам вижу, – одернул его очкастый. Стекла его очков снова хищно блеснули, но теперь еще ярче.

– Чего это вы там шепчетесь? – спросил старик.

– Да я тоже говорю, не очень картина-то. Подумаешь, мужик с бабой на скамейке под деревом сидят. Да и нарисовано-то так себе, тяп-ляп, – ответил лысый.

– Ну, эту я вам и продам подешевле. Так за сколько обе сразу купите?

– Значит, так, дедуля. За поляка мы тебе даем тысячу рублей, а за китайца – две тысячи, – ответил лысый и полез в карман за деньгами.

– Тут у меня уже был вчера один из городу. Торговался. За все давал пятьдесят тысяч. У него при себе больше не было. Да я не согласился. Мы тут в деревне тоже не лыком шиты, радио слушаем. Евона какие они, старые картины-то, дорогие – миллионы стоят!

– Так, то ж всемирно известные художники, дед! – возразил лысый. А у тебя что? Поляк Гуген какой-то, да китаец Ху Ин Жи. Федя, ты слышал про таких?

Очкастый отрицательно помотал головой.

– Не хотите – не надо. Сто тысяч и точка! Завтра вчерашний из города приедет и купит. Мне торопится некуда.

– Ладно, дед, мы с Федей выйдем, поговорим, – сказал лысый.

– Поговорите, поговорите.

Лысый с очкастым вышли из избы и сели в машину.

Минут через десять они снова вернулись. Лысый достал из кармана пачку денег:

– Дед, здесь девяносто семь тысяч. Больше у нас с собой нет. Честно. Мы ж тебе, все-таки, еще и дрова все перекололи.

Дед взял пачку денег, не спеша пересчитал.

– Хрен с вами, – сказал он. – Забирайте.

Лысый забрал картину с кровати, другую аккуратно снял со стены очкастый.

– Ну, бывай, дедуля! – повернувшись у двери, весело сказал лысый.

– Бывайте, бывайте.

Дед поставил на печь закопченный чайник, плеснул в него из ковшика воды и достал из шкафчика банку кофе.

Выпив пару чашек, он закинул ноги на стол и закурил сигарету.

– Эх, жалко отпуск кончается, а то можно было бы еще что-нибудь в стиле Айвазовского написать! – сказал он и, отклеив бороду, достал из-за печки мольберт.

Установив мольберт посреди избы, художник Крючков достал краски и принялся рисовать в стиле постмодернизма.

Через день он, покряхтывая, снял картину со стены, смахнул с нее веником пыль с паутиной и продал какому-то заезжему. После, повесив на дверь замок и отдав ключ соседке бабе Маше, у которой снял на месяц избу, отбыл в неизвестном направлении.

В Москве пафос висит в воздухе. Особенно в ЦАО. Там вдруг начинает першить в горле, и ты понимаешь: сегодня концентрация повышенная, ах, ну да, пятница.

Как-то раз пятничным вечером я оказался в модном ресторане. Повсюду сидели люди с обложек, немного стесняясь, что они без фотошопа.

Между столами бегала мелкая собачонка по имени Альберт. Оказывается (я не знал), в модные заведения нынче принято ходить с домашними животными. Я пожалел, что не прихватил свой аквариум с рыбками. Хотя, очевидно, это был бы дурной тон, ведь ресторан-то рыбный.

В ресторане, где даже собаку зовут сложнее меня, я чувствовал себя неуютно. Неловкости добавлял официант, который пересказывал мне содержание меню с такими эротическими модуляциями, будто у нас с ним здесь свидание. Половина названий в меню была на французском, так что вдобавок меня не оставляло чувство, будто у меня свидание с Шарлем Азнавуром.

Ресторан располагался на каком-то нереальном сто первом этаже, поэтому он даже на Кремль глядел свысока. Я не понимаю, почему в таких местах при входе не выдают парашютов: вот я, например, боюсь высоты. Или здесь все десантники? Разве только Альберт, судя по его голубой береточке...

Я ерзал, опасаясь, что по моему облику все догадаются, какой сериал я пересматривал накануне. А пересматривал я первый сезон "Ментовских войн", как делаю всегда в сложные периоды жизни.

Меня едва не раскрыли в туалете. В таких заведениях туалет — это гибрид дворца дожей и спа-салона. Внутри приглушённый свет и второй концерт Рахманинова. Это был общий туалет с одним холлом (правильней сказать — залом приёма правительственных делегаций) и кабинками. Когда я вошёл, ко мне приблизилась девушка и сказала:

— Позвольте вам помочь.

Вся жизнь пронеслась у меня перед глазами. Я просчитал три тысячи версий за секунду, как перевозбужденный Холмс.

— Я сам, спасибо, не надо, — ответил я и судорожно схватился за ремень.

Девушка открыла передо мной дверь в кабинку (всего лишь). Я проскочил, запер за собой на три оборота из одного возможного и ещё навалился плечом для верности. Если я чего и хотел, то расхотел. Я затаился, ожидая, когда девушка уйдёт. Когда через полчаса я вышел, девушка была там же. Она включила мне воду. Я помыл руки. Потом лицо. Потом лысину. Жар не спадал.

Потом я ел что-то, что постоянно норовило уползти с моей тарелки. Альберт встал рядом со мной и смотрел. В какой-то момент он зарычал. Я понял, что моя пролетарская сущность раскрыта.

Меня могли реабилитировать только десерты. Я в них хорош. Но десертное меню было на арамейском. Я не понял ни слова. Наконец, я разглядел кое-что знакомое.

— Можно мне, пожалуйста, фонтан из вареной сгущёнки, — сказал я и добавил, — силь ву пле.

Я всегда любил вареную сгущенку, а тут целый фонтан. Звучит заманчиво.

Смеялись (по удалённости): официант, мужчина в желтом и девушка в голом за соседним столиком, одна звезда и две звездульки чуть дальше (звездульки в два раза громче звезды), повар, охранники, и, по-моему, даже кто-то в Кремле.

— Вы хотели сказать фондан, фондан из варёной сгущенки? — переспросил, давясь, официант.

Смеялся даже Альберт. Я впервые в жизни видел, как смеются собаки.

https://www.facebook...548447571860128

Мы с мужем оба немолодые. Нам уже под пятьдесят, и ослаблены разными болезнями. У меня радикулит, у мужа - боли в спине, но мы не хотим отказываться от сексуальной жизни, просто не знаем, как её лучше наладить. Подскажите, какая поза подошла бы нам больше всего.
А. и И. Бергман. Бердичев»

Историю эту поведал мне коллега из одного относительно некрупного провинциального города... впрочем, опущу топонимику. В тот день была как раз его очередь принимать вызовы от коллег другого профиля на предмет осмотра на месте, и потому вызов из приёмного покоя горбольницы был бы обычным делом, если бы не уточнение: вызывали поглядеть пациента с коронавирусом. Причём «коронавирус» в трубке прозвучал с какой-то особой интонацией. Но делать нечего, вызов был заригистрирован честь по чести, надо смотреть. 

Поглядеть, как выяснилось, стоило. Хотя бы для того, чтобы увидеть выстроившийся вдоль стен персонал приёмного покоя и мужика с мухобойкой, неспешно нарезающего круги вокруг стола. Увидев новое действующее лицо, мужик попросил доктора взять что-нибудь подручное и присоединиться. К чему? К охоте на коронавирусы, чего тут непонятного. Пойдёт ли свёрнутая трубочкой газета? Ох, малахольные медики пошли. Ну да ладно, берите и помогайте, доктор. Да, можете по ходу вопросы задавать.

Василий (назовём его так) приехал в город на заработки. В селе-то нормальной работы не осталось, вот и приходится как-то крутиться. А тут, в городе, сразу откуда-то взялась куча свободного времени: за скотиной ходить не надо, а съемная квартира — это не дом, постоянной заботы не требует. Зато поводов для беспокойства и расстройства не в пример больше. Не успели попереживать с мужиками с работы за финансовый кризис и войну в Сирии — на тебе, новая напасть. Коронавирус. И никто ведь толком не скажет, как от него спасаться.

Ну Вася-то, положим, голову ломал недолго. Тем более, что аккурат на неделю отгулов себе переработки набрал. Вот и устроил себе личный карантин с дезинфекцией. В селе-то оно как: если ветеринара нету, или тот не знает, что с приболевшей скотиной делать — значит, надо лечить водкой. Что цыплят, что телят, что себя любимого, если лечение не помогло и вышел большой стресс. Ну а стресс как раз большой оказался. На работе друг друга хорошо накрутили. Вот и устроил себе Вася большой загул на базе недельного отгула. Исключительно с целью профилактики. 

Правда, на шестой день устали и организм, и кошелёк, поэтому пришлось полтора дня сильно болеть, а в понедельник шкандыбать на работу. А вечером в среду злой вирус всё-таки его настиг. 

Придя с работы, Василий сварил себе пачку пельменей и сел перекурить, приоткрыв на кухне форточку. И надо же на улице (первый этаж, вся дворовая жизнь перед глазами) было кому-то надсадно закашляться. Вася помянул китайцев незлым матерным словом — и тут в форточку влетел жёлто-зелёный пупырчатый шарик. В короне. «Приплыли», подумал Вася. «Здравствуй, Вася», пропищал шарик — и поделился. То есть, только что был он один — и вот уже два коронованных пупырчатых шарика закружили вокруг него. Вася рванул к кладовке — там лежала им же любовно сделанная по лету из рябиновой ветки и куска старого брызговика мухобойка. «Клиент уходит!» — запищали шарики, помедлили пару секунд — и, поделившись каждый надвое, полетели следом. 

Битва вышла тяжёлой. Пока Вася успевал уконтрапупить один вирус, какой-нибудь из других успевал поделиться, так что число атакующих медленно росло. Закрывшись в туалете, Вася отыграл себе несколько минут передышки — ровно столько, чтобы вызвать на себя «Скорую помощь», отмахнувшись от подробностей и лишь упорно повторяя, что да, у него именно коронавирус и да, кашель есть (куда он от курильщика-то денется), а температуру мерить некогда, извиняйте, тут у него лечебные мероприятия в разгаре. К моменту, когда один шарик в короне просочился через вентиляцию, а второй вынырнул из унитаза, Вася уже успел перевести дух и был готов ко второму раунду.

К сотрудникам «Скорой» он выбежал сам, держа в руках мухобойку и посекундно оглядываясь. Быстро переговорил с доктором, заверил его, что подвергся нападению злобных вирусов, даже покашлял в кулак, но на осмотр согласился лишь в приёмном покое — мол, дело срочное, сами понимаете. «Гони!» — велел он водителю, запрыгнув в салон и выбрав место подальше от двери. Врач линейной бригады не стал спорить, но номер психдиспансера, собрав анамнез, нашёл быстро. Особенно когда Вася пару раз приложил мухобойкой и зычной кудаблей заднюю дверь — как сам объяснил, для их же коллективной безопасности. А то два вируса шустрые попались, от самого подъезда увязались и преследовали.

— Заберёте? — с надеждой спросил врач приёмного покоя.

— Заберём, — обнадёжил его психиатр, но уточнил: — как только диагностику сделаете. А то белочка белочкой, но исключить даже малейшую вероятность инфекции всё же стоит. Не хочется, знаете ли, оказаться человеком, который привёз в дурдом нулевого пациента.