Немцы на Придаче
На левом берегу Воронежа в сквере, что расположен за Вогресовским мостом, стоит памятный знак с лаконичной надписью: «Здесь в 1942-1943 годах не прошёл враг». К сожалению, никаких пояснений на чёрной мемориальной плите нет, и подошедшим к памятнику людям остаётся только догадываться почему он расположен именно здесь. О каких же событиях молчаливо напоминает памятный камень в сквере? Для того, чтобы узнать это, нам надо обратиться к страницам истории боёв за Воронеж.
Памятный знак
Памятный знак в сквере за ВОГРЭСовским мостом.
Фото автора.
6 июля 1942 года. Один из самых тяжёлых для Воронежа дней. Городские кварталы горят после массированных бомбардировок фашистской авиации, дым застилает улицы, жители покидают свои дома. Потоки беженцев сливаются с отступающими частями Красной армии и вся эта масса людей, повозок, автомашин устремляется к реке, где на левый берег можно пройти по трём мостам: железнодорожному, Чернавскому и Вогресовскому. Звуки боя на юго-западных окраинах подгоняют уходящих людей. К ожесточённым бомбёжкам, которые терзали город в течение нескольких дней подряд, теперь добавилась орудийная канонада, пулемётные очереди, ружейная перестрелка. И хотя в утренней сводке совинформбюро 6 июля не было даже упоминания о воронежском направлении ( не говоря уже о самих боях за город), звуки боя красноречиво говорили всем о том, что враг уже не где-то под Курском, а ворвался на окраины Воронежа
Неожиданность появления немцев в городе вносит ещё большую сумятицу в и без того неясную и тревожную обстановку, которая сложилась на подступах к Воронежу в первых числах июля 1942 года. В городе множество тыловых и вспомогательных частей Юго-Западного фронта, обслуживающих госпитали, склады, различные фронтовые базы, но всё это – не боевые части, воевать против прорвавшихся танков и мотопехоты противника они не могут. На позициях в районе Воронежа есть немало зенитных частей, но они подчиняются своему непосредственному начальству из войск ПВО страны, которое стремится использовать их по своему прямому назначению и вывести их из под удара наземного противника. Наконец в Воронеже есть несколько полков из состава войск НКВД, но их командование, пожалуй, ещё больше заинтересовано в том, чтобы подчинённые подразделения не пошли «в распыл» как простая пехота.
У прибывшего в Воронеж командующего Брянским фронтом генерала Голикова не достаёт ни войск, ни времени, чтобы как следует организовать оборону города, а некстати и остро проявившиеся «ведомственные интересы» различных начальников ( которые, заметим, поначалу не были подчинены Голикову напрямую) ещё больше мешают общему делу в самый критический период боёв. Сопротивление врагу носит очаговый, разрозненный характер, командиры сражающихся частей зачастую не знают, что происходит на других участках фронта, где находятся и что делают соседи, куда прорвался противник. Не удивительно, что в этих условиях случалось всякое: одни наши подразделения стояли насмерть и дрались на своих рубежах до последнего, другие отступали под ударами противника, третьи вообще снимались со своих позиций ещё до боя и уходили в тыл.
Ф.И. Голиков
Ф.И. Голиков
Положение усугублялось ещё из-за того, что командующему Брянским фронтом никак не удавалось наладить управление всеми находящимися в районе Воронежа войсками. После прорыва противника к Воронежу КП Голикова уже утром 6 июля мог оказаться под ударом немецких танков, и его пришлось срочно эвакуировать. Глубокой ночью небольшая колонна автомашин опергруппы фронта вместе с генералом Голиковым отъехала от фронтового КП на правом берегу Воронежа и отправилась на восток
Связь с войсками опять была потеряна. Подчинённые части перестали получать чёткие указания сверху, а сам командующий не знал, что происходит в городе. Дошло до того, что после прибытия опергруппы в Новую Усмань Голиков, не зная обстановки, послал в Воронеж своего представителя – майора Ананьева с целью выяснить, где находятся и что делают наши войска и куда удалось проникнуть противнику.
Архивные материалы сохранили нам драматические свидетельства боёв за Воронеж. Вдумаемся в короткие строчки приведённого ниже документа, представим себе картину того, что происходило в те грозные часы в городе и положение, в котором оказался командующий Брянским фронтом:«В три часа утра на рассвете опергруппа, возглавляемая генералом Голиковым, покинула КП в городе Воронеж. Сразу же убежище, где размещалось КП, было подожжено. В городе было много пожаров, слышно было много взрывов. С рассветом на город вновь совершили налёты группы немецких бомбардировщиков. Авиация противника усиленно бомбила железнодорожные составы на пути Воронеж – Графская.
По пути на новый КП генералом Голиковым была остановлена группа бойцов, самовольно оставивших поле боя. По решению военного совета один из виновников отхода был расстрелян перед строем. Группа бойцов возвращена в бой за город. Опергруппа во главе с генералом Голиковым временно остановилась в лесу, что в 2 километрах севернее Новая Усмань. В 6:30 майор Ананьев был послан генералом Голиковым в город Воронеж выяснить обстановку, ход боя.»
Как видно другими средствами узнать о положении в городе Голиков в тот момент не мог: связи нет, где находятся штабы подчинённых частей неизвестно, донесений от них почти не поступает.
Не удивительно, что развал управления действует самым удручающим образом на тех командиров, которые ещё остаются в городе. Настроением многих становится – уходить.Уже ушли большинство подразделений из курсов комсостава Юго-Западного фронта, отходят на левый берег зенитчики, стремятся побыстрее выполнить приказ своего непосредственного начальства на выход из города и командиры полков НКВД. Приказы начальника Воронежского гарнизона вступают в противоречие с приказами начальников «ведомственных» войск. Не случайно начальник воронежского гарнизона подполковник Дюльдин доносил командующему Брянским фронтом о настроениях командования 287 и 41 полков НКВД: «Критическое положение, создавшееся 6 июля на участке обороны города, произошло из-за неустойчивости и панического настроения командования 287 и 41 оперативных полков НКВД, над которым довлели неоднократные приказы командиров дивизий о выводе этих частей из города на место новой дислокации» Так, по словам Дюльдина, « 41 полк.в ночь на 6 июля был мною возвращён обратно. 287 полк в течение 6 июля, несмотря на мой категорический приказ держаться в обороне до последнего человека, три раза снимался и тем самым оголял наиболее ответственный участок обороны – юго-западные окраины г. Воронежа.» (Интересно отметить, что всего за день до своего назначения начальником Воронежского боевого участка подполковник Дюльдин сам был командиром полка НКВД, дислоцировавшегося в Воронеже, и, как и другие командиры войск НКВД, стремился вывести свой полк из города. Теперь, сам неожиданно оказавшись на месте начальника воронежского боевого участка, он смотрел на происходящее уже другими глазами.)
Вечером 5 июля в районе Придачи находились подразделения 180 тяжёлой танковой бригады КВ из состава 18 ТК. Но в связи с прорывом противника и осложнением обстановки южнее Воронежа бригада по приказу командира корпуса ночью ушла из занимаемого района. К утру 6 июля оборону на левом берегу Воронежа в районе Вогресовского моста должны были занимать подразделения 41 полка НКВД. Его командир, как лицо, ответственное за оборонительный участок, имел приказание не допустить перехода противника в левобережье. По некоторым данным на этом же участке располагался и отряд народного ополчения, а также батарея зенитных орудий из состава 3 дивизии войск ПВО.
Из воспоминаний первого начальника воронежского боевого участка полковника Глатоленкова следует, что уже «к утру 5 июля всё было готово к взрыву мостов. Команды подрывников дежурили на мостах у своих приборов в готовности по приказу взорвать мосты.» То есть, имевшимися силами командир 41 полка НКВД должен был отразить возможную попытку пехоты противника переправиться через реку, а в случае подхода к вогресовской дамбе крупных сил немцев с танками подрывники должны были взорвать заранее заминированный мост. Казалось бы, возможные варианты действий были предусмотрены. Но, как это часто бывает, реальные события пошли не так, как ожидалось.
Ворвавшись на юго-западную окраину Воронежа, части 24 немецкой танковой дивизии стали продвигаться по улицам к центру города. Вскоре её передовые подразделения вышли по улице 20-летия Октября в район Чижовки, где оказались в прямой видимости левого берега и Вогресовского моста. На дивизионный КП поступило донесение о достигнутых полком рубежах и, очевидно, сообщение о том, что наблюдаемый с высот мост на левый берег ещё цел. В соответствии с планом наступления части дивизии должны были попытаться с ходу захватить «южный» мост через Воронеж в неповреждённом виде. Поэтому, не теряя времени, немецкий передовой отряд в составе танков, бронетранспортёров с пехотой и приданных командиру группы противотанковых орудий двинулся вниз по улице к Вогресовской дамбе.
Конечно для вторжения на левый берег Воронежа, силы противника были не велики. Имеющиеся данные позволяют предположить, что численность немецких танков в группе, скорее всего, не превышала 10 единиц, а мотопехоты вряд ли было больше 130-150 человек. Но враг действовал дерзко, быстро и уверенно, а недостаток сил компенсировал самым настоящим нахальством. Увы, в те тяжёлые и трагичные для Воронежа дни начала июля 1942 эта наглость и нахальство врага часто сходили ему с рук, а нередко и приносили успех. И этому были свои объяснения.
Размышляя о том, почему в тот период противник добился таких больших успехов, нельзя не учитывать фактор морально-психологического состояния вражеских войск. Пора прямо сказать, что боевой дух стремительно наступающих немецких частей был тогда очень высок. Представим в каком победном настроении ворвались в Воронеж танкисты и мотострелки 24 немецкой тд Для недавно переформированной (из единственной в Вермахте кавалерийской) дивизии это была первая боевая операция, но она уже привела к впечатляющим результатам. Всего за одну неделю боёв 24 тд прорвала все рубежи обороны противника, прошла с боями почти 200 километров, с ходу форсировала Дон и уже на 8 день операции первой вошла в Воронеж! И при этом все эти успехи были достигнуты при весьма незначительных потерях!
Документы говорят о том, что за всё время наступления вплоть до начала боёв за Воронеж потери дивизии в личном составе не превысили 3% от её первоначальной численности. ( Увы, многочисленные донесения наших частей о, якобы, нанесённых врагу огромных потерях на самом деле были в те дни очень и очень далеки от действительности.)
Вот с таким боевым настроением и полной уверенностью в собственном превосходстве над противником, солдаты и офицеры передового отряда 24 тд на танках, бронетранспортёрах и мотоциклах с ходу ворвались с улицы 20 летия Октября на Вогресовскую дамбу. «Висевшие» в небе над Воронежом немецкие боевые самолёты обеспечивали им надёжное прикрытие с воздуха. Вражеские бомбардировщики в те дни буквально «прокладывали» путь своим наземным частям мощными бомбо-штурмовыми ударами и зачастую просто терроризировали наши войска. Характеризуя обстановку утром 6 июля, офицер штаба 24 тд записал: «К этому моменту складывается впечатление, что в результате мощных налетов нашей авиации противник, расположенный в городе, в значительной мере потерял боеспособность.»
С другой стороны, растянувшиеся по левому берегу ополченцы и бойцы из полка НКВД, вооружённые всего лишь винтовками и пулемётами, оказались в незавидном положении. Настроение у многих из них было подавленным, что вполне объяснимо, если принять во внимание сложившуюся на тот момент обстановку. Ведь что они знали и видели?
Прорыв врага к Воронежу был для большинства жителей города, да и военнослужащих различных частей воронежского гарнизона неожиданным и во многом просто ошеломительным событием. Ещё несколько дней назад Воронеж был в глубоком тылу наших войск, прикрытый Доном и заблаговременно построенными оборонительными обводами, и вдруг немцы оказались уже на улицах города! Наши части поспешно отступали, через мосты отходили на левый берег войска, беженцы, транспорт. Вражеская авиация свирепствовала в воздухе, ежедневно подвергая город жестоким бомбёжкам.
Казалось враг рвётся вперёд стремительно и неостановимо.И если даже регулярные части Красной армии не могли сдержать его бешеного натиска, то что же тогда могут сделать ополченцы? Или чекисты, которые привыкли с успехом бороться с врагом внутренним, но никак не внешним. К тому же командир полка НКВД давно имел приказ от своего непосредственного начальства уходить из Воронежа и только приказание начальника воронежского боевого участка ещё как-то удерживало его на указанном ему рубеже. Но большого желания оставаться здесь он, очевидно, не имел, тем более, что уйти из города (и, соответственно, оставить занятые позиции) он, по распоряжению своего командования, мог на законных основаниях. К тому же расчёты и надежды командира полка НКВД и ополченцев в сложившейся обстановке были, скорее всего, связаны только с подрывниками на мосту, да зенитной батареей.
ВОГРЭСвский мост
Только что отстроенный ВОГРЭСовский мост.
Фото 1934 года.
Но когда фашистские танки ворвались на дамбу и двинулись к мосту, у сапёров и зенитчиков явно что-то не заладилось. Сейчас трудно назвать точные причины, по которым заранее подготовленный к подрыву мост не взлетел в нужный момент на воздух, а зенитная батарея не остановила врага на узкой дамбе огнём прямой наводкой. Возможно зенитчики были подавлены налётом фашистской авиации, а у подрывников при приближении к ним фашистских танков в тот критический момент попросту сдали нервы. Оказавшись под пулемётно-пушечным обстрелом врага, они не смогли выполнить свои обязанности. Можно также предположить, что, уверенно подъезжая к мосту по дамбе, немцы вообще не открывали огня вплоть до самого последнего момента. Поэтому их появление здесь было настолько неожиданным и ошеломительным, что принимавшие их за своих охрана моста, зенитчики и команда подрывников были смяты, не успев оказать врагу какого-либо сопротивления.
Так или иначе, но бесспорным фактом является то, что 6 июля 1942 года противник захватил Вогресовский мост в неповреждённом состоянии. Это произошло в половине одиннадцатого утра. В отчёте о боевых действиях 24 тд отмечено: «Передовому отряду 21-го мотопехотного полка удаётся в 10.30 ч проникнуть в южную часть города ВОРОНЕЖ и захватить южный шоссейный мост через реку ВОРОНЕЖ в неповреждённом виде». Стремительно проскочив по мосту, вражеские танки оказались уже на левом берегу Воронежа. Видя это, занимавшие оборону в районе Придачи ополченцы и бойцы НКВД дрогнули.По сути, после захвата противником Вогресовского моста, боя в районе Придачи 6 июля уже не было. Находившиеся там наши подразделения оставили занимаемый рубеж и ушли в тыл. Во всяком случае, по немецким данным выходит, что передовой отряд 24 тд ворвался на левый берег Воронежа практически не встречая никакого сопротивления.
Район авиазавода на плане города 1942 г.
Район авиазавода на плане города 1942 г.
Почему это произошло? Ведь, казалось бы, остановить врага, взорвав заранее заминированный и подготовленный к уничтожению мост, для занимавших там оборону наших подразделений было вполне возможным делом. Но факт остаётся фактом: мост не был взорван и серьёзного сопротивления враг не встретил.
Однако стоит ли торопиться осуждать ополченцев и необстрелянных солдат, которые в большинстве своём и составляли личный состав наших подразделений, что занимали оборону у Вогресовского моста? Многие из них никогда не были в бою, и в то утро, пожалуй, впервые увидели нагло катящих на них немцев. Близкие разрывы, свист пуль и осколков, а главное сами быстро приближавшиеся к ним фашистские танки бесповоротно и сразу поставили этих людей на грань между жизнью и смертью. И оказавшись перед лицом наглого и сильного врага, уже во многом подавленные морально из-за непрекращающихся бомбёжек, необъяснимо стремительного продвижения немцев и беспорядочного отступления войск Красной армии ( которое проходило у них в буквальном смысле на глазах), люди, увы, не выдержали.Немаловажную роль сыграло здесь и отсутствие твёрдого управления сверху, а также распоряжения начальства НКВД, которое, по сути, разрешало своим частям уйти из города, не вступая в бой.
Что же произошло дальше? Разогнав огнём остатки наших подразделений, враг ворвался в Придачу. Надо думать даже немцы были, наверное, удивлены тому, с какой лёгкостью им удалось захватить мост и оказаться на левом берегу Воронежа. Следуя вдоль трамвайных путей, они быстро вышли на небольшую площадь, образованную слиянием улицы имени Героев Стратосферы с Ленинским проспектом.
Безмолвие встретило захватчиков в левобережье. Дороги расходились от перекрёстка в трёх разных направлениях, на площади высились несколько многоэтажных зданий, одно из них с высокой башней и смотровой площадкой на крыше. На рельсах неподвижно застыли трамваи. Оставшиеся ещё в районе жители, наверное, с изумлением увидели вдруг на улицах левобережья угловатые танки с крестами и озиравшихся вокруг немецких солдат.
Здание с башенкой на углу ул. Героев Стратосферы и Ленинского проспекта.
Здание с башенкой на углу ул. Героев Стратосферы и Ленинского проспекта.
Фото автора.
Заняв площадь, вражеский отряд стал расширять захваченный плацдарм. Мотоциклисты направились на разведку с целью выяснить, не заняты ли ближайшие районы левобережья нашими частями. Тем временем основные силы отряда стали образовывать оборонительный периметр вокруг предмостья, а танки и группа сапёр двинулись по улице имени героев стратосферы в сторону авиазавода и станции Придача. Проходные авиазавода и здание заводоуправления находились от Вогресовского моста не более чем в полутора километрах и вскоре немцы оказались здесь.
В беседе со мной о тех событиях ветеран войны и воронежский старожил А.П.Шингарёв вспомнил о своём однокласснике Борисе Дышкевиче, который уже после войны рассказывал ему о дне 6 июля 1942 года. Борис тогда работал на ремонтной базе авиазавода. Хотя сам завод уже был к тому времени эвакуирован в Куйбышев, но некоторые заводские службы ещё оставались в Воронеже и к лету 42 продолжали работать. И вот в разгар рабочего дня по цеху вдруг разнеслась невероятная новость: к заводу, якобы, подходят немцы. Многие сбежались к заводоуправлению. Борис рассказывал, как из окна здания заводоуправления он, как и многие другие заводские рабочие и сотрудники, лично видел, как с улицы на площадь перед проходными вдруг выехал немецкий танк и остановился недалеко от здания, где все они были. Затем танк двинулся в сторону станции Придача, а через некоторое время все видели, как танк возвращался назад.
Можно представить себе изумление и растерянность всех тех, кто оказался тогда в здании заводоуправления и лично видел разъезжающий по улицам левобережья фашистский танк. Что могли они подумать? Что немцы уже заняли левобережье и вот вот войдут на территорию завода? Кстати мимо авиазавода в тот день проследовало, по крайней мере, несколько немецких танков и бронетранспортёров, а также до взвода мотопехоты и группа сапёр. Станция Придача расположена от проходных авиазавода в нескольких сотнях метров и пройти это расстояние немцы могли буквально за несколько минут. Предположительно около полудня вражеские танки и мотопехота вышли к станции и оказались на полотне идущей на юг магистральной железной дороги.
Работавших на станции железнодорожников от внезапного появления здесь гитлеровцев наверное охватила оторопь. Важное направление на Лиски продолжало работать даже не смотря на вражеские бомбёжки и начавшиеся день назад артобстрелы дальнобойной артиллерии. Через станцию проходило движение поездов на Лиски и Отрожку, шли эшелоны с войсками и боеприпасами, составы с эвакуируемым имуществом и грузами. И если бомбёжки и обстрелы не смогли прервать железнодорожного сообщения, то внезапный выход фашистских танков и пехоты прямо к рельсам означал самое худшее: теперь важнейшая железнодорожная магистраль на юг оказалась перерезанной...
Трудно сказать, было ли сообщение о выходе врага к железной дороге в Придаче экстренно передано по линии связи НКПС ( если она, конечно, действовала в тот момент) на станцию Отрожка и Масловка, но во второй половине дня 6 июля 1942 г. выход поездов с этих станций был заблокирован и движение прекратилось.
Ошеломительная новость о том, что немцы уже прорвались в левобережье и перерезали в Придаче железную дорогу стала, в конце концов, известна и опергруппе командования Брянского фронта. Голиков и сопровождавшие его офицеры всё утро были в пути, пробираясь по забитым беженцами дорогам в сторону станции Графская, и только к полудню 6 июля добрались до деревни Углянец, оказавшись в 30 километрах от горящего Воронежа. Положение командующего фронтом генерала Голикова было в эти часы, прямо скажем, незавидным. Какими сведениями об обстановке на тот момент он располагал? Из того, что он знал (и даже лично видел в Воронеже!) можно было сделать самые мрачные выводы. Враг стремительно форсировал Дон и быстро развивал прорыв на восток, фронт начинал разваливаться, войск катастрофически не хватало. Идущие к Воронежу подкрепления безнадёжно опаздывали и не успевали занять оборонительные рубежи, чтобы не дать немцам захватить город! Но самым худшим, пожалуй, было отсутствие надёжной связи, что не давало возможности ни знать текущую оперативную обстановку, ни управлять войсками, ни информировать вышестоящее командование о положении под Воронежом.
С уходом из города и переездом на новое место расположения телефонная связь с частями стала невозможной, радиосвязь работала весьма неустойчиво, а часто и вовсе пропадала. В эти критические для Воронежа часы главным средством связи опергруппы фронта с войсками стали.штабные офицеры, которые отправлялись к городу на автомашинах и должны были в пекле боёв, под бомбёжкой, в неразберихе всеобщего отступления разыскивать нужные части, добиваться от их командования хоть какой-нибудь информации и через заторы и пробки на дорогах возвращаться назад. Конечно о какой-либо оперативности управления войсками в этих условиях говорить не приходилось.
Можно сказать, что Голиков и его наспех собранный и совершенно недоукомплектованный «штаб» в тот день были с головой захвачены стремительным потоком грозных событий. Они, безусловно, отчаянно пытались повлиять на ход боёв за город, но хронически не успевали реагировать на быстрые изменения в обстановке и были вынуждены с большим запаздыванием лишь отвечать на действия противника, который, увы, прочно владел инициативой и постоянно навязывал советскому командованию свою волю.
Утром после возвращения посланного в Воронеж полковника Ананьева Голиков из его личного доклада знал, что в городе идут бои, но переправы через реку и левобережье противником не заняты. Читаем в документе: «Город удерживался нашими частями. Переправы в город через реку Воронеж были заняты нашими регулировщиками и по мосту в оба конца шло движение.»
Позже на КП фронта прибыл и командующий бронетанковыми войсками Красной армии генерал-лейтенант Федоренко, который также подтвердил эту информацию. Казалось Голиков и его окружение наконец-то могли перевести дух после спешной эвакуации опергруппы и всего того, что случилось с ними в тот день. Какое-то время на КП было относительно спокойно, связисты срочно налаживали линии связи, сапёры оборудовали убежища и укрытия, опергруппа Брянского фронта обживалась на новом месте. Командующий фронтом мог наконец-то сосредоточиться на анализе и оценке сложившейся обстановки, как вдруг из Воронежа пришло ошеломительное известие: немцы не только ворвались в центр города, но уже переправились в левобережье, захватили вогресовский мост и перерезали железную дорогу на Лиски! И это не смотря на то, что, согласно его приказа, оборону там должна была занимать тяжёлая танковая бригада 18 танкового корпуса!
Голиков хорошо понимал, к каким катастрофическим последствиям может привести этот внезапный прорыв противника и чем грозит захват немцами левобережья войскам возглавляемого им фронта и ему лично. Не успели командующий Брянским фронтом и его опергруппа оправиться от внезапного прорыва немцев к Воронежу, как перед ним вдруг грозно возник новый оперативный кризис! Надо было срочно искать какие-нибудь части, которые можно было бы как можно скорее бросить в бой в районе Придачи и закрыть очередную дыру в прорванном врагом фронте.
Тем временем обстановка в Воронеже продолжала ухудшаться. О захвате Вогресовского моста и выходе немцев в левобережье стало известно и тем нашим подразделениям, что находились в районе Чернавского моста. Отсюда до захваченной противником части Придачи было около 3 километров, а сам вогресовский мост был в прямой видимости с Чернавского ( это наводит на мысль, что наши бойцы вполне могли видеть прорыв немцев в левобережье по Вогресовскому мосту своими глазами!). Ушедшие из района Вогрес ополченцы и бойцы из 41 полка НКВД, вполне возможно, сообщили о том, что враг уже наступает в Придаче!
В каком состоянии при этом оказались те наши подразделения, которые занимали позиции у Чернавского моста? Их фланг был теперь совершенно открыт и никем не прикрывался, немцы могли появиться здесь в любую минуту и ударить по оборонявшимся с тыла! Нервы у охраны моста и минёров были напряжены до предела, обстановка становилась угрожающей. При этом подрывники хорошо понимали, что им ни в коем случае нельзя было допустить захвата охраняемого ими моста противником, как это уже произошло на Вогресе. Они знали, что если это случится, они ответят за это головой. Все эти моменты, безусловно, следует учитывать, чтобы лучше понять, что произошло на Чернавском мосту вечером 6 июля.
Из центральной части города сюда доносились взрывы и звуки выстрелов. Бредущие, идущие и бегущие к мосту люди сообщали об обстановке в городе самые противоречивые данные, которые по большей части были лишь предположениями и слухами. Но из всего многообразия этих сбивчивых рассказов группа минёров из 377 отдельного минно-сапёрного батальона могла сделать вполне обоснованный вывод, что враг на подходе и может скоро оказаться здесь.
К вечеру многим казалось, что из центра города на левобережье проходят уже последние группы из оставленных в Воронеже частей прикрытия. Стоит ли удивляться, что в той нервной и тревожной обстановке, которая сложилась на переправе после захвата врагом Вогресовского моста, минёры оказались в очень непростом положении, когда вдруг увидели как на спуске к мосту показались в облаке пыли грохочущие танки... Кто это был? Свои? Или противник?
Этот вопрос возник перед минёрами во всей своей остроте и сразу стал критическим. Не зная, что делать, дежурный подрывник младший сержант Шарапов доложил старшему начальнику о подходе к мосту танков, но ответа не дождался, связь не работала. И совершенно неожиданно для себя он вдруг оказался перед необходимостью принимать важнейшее решение о судьбе Чернавского моста самостоятельно. Без чьих-либо указаний. Сразу. Немедленно.
И какими же соображениями мог он при этом руководствоваться? Выяснять что-либо ему было уже некогда, чьи танки катили сюда из города он не знал, зато хорошо понимал, что если немцы пройдут по мосту на левый берег, ему точно не сносить головы.
Колоссальный груз ответственности давил ему на плечи, а до выхода танков на мост оставались уже секунды. И, не имея больше времени на раздумья, Шарапов не выдержал и. крутанул ручку своей «адской» машинки.
В 20:00 6 июля Чернавский мост взлетел на воздух прямо перед идущей на него колонной танков, гарантированно преградив им путь на левый берег. Но оказалось, что это были танки из состава советского 18 ТК, который остатками своих бригад выходил из боя. Теперь они оказались у самой реки, но не могли через неё переправиться. Можно только представить себе какими словами разразились в те минуты танкисты в адрес тех, кто взорвал мост прямо у них перед носом.( За преждевременное уничтожение Чернавского моста младший сержант Шарапов был предан суду военного трибунала. Обвинив его в том, что он взорвал мост, поддавшись панике, из него сделали «стрелочника», свалив на его голову упущения и некомпетентность начальства, которое и должно было бы позаботиться о надёжной связи, своевременном предупреждении и оповещении группы подрывников о прохождении своих танковых частей. )
Так в один день и в самый разгар ожесточённых боёв за Воронеж наши войска сразу лишились двух важнейших мостов через реку из трёх имевшихся. Это обстоятельство несомненно сыграло в исходе оборонительных боёв за Воронеж самую отрицательную роль. С вечера 6 июля наши части, ведущие бои в центральной части города, практически лишились снабжения, равно как и возможности эвакуировать на левый берег раненых, вышедшую из строя боевую технику и автотранспорт. Теперь для этого можно было использовать только отдалённые железнодорожные мосты на северной окраине Воронежа (хотя железнодорожное полотно на мостах было непригодным для прохода автотранспорта), но к ним надо было пробиваться с боем через город. Во многом именно с этим обстоятельством были связаны огромные потери 18 ТК в матчасти в боях за Воронеж. Не имея возможности своевременно эвакуировать подбитые и вышедшие из строя танки и другую боевую технику на левый берег, экипажи нередко вынуждены были бросать повреждённые и неисправные машины на улицах города и пешком пробиваться к Отроженским мостам.
А что же в это время происходило у станции Придача? Выйдя к железной дороге, несколько немецких танков с небольшой группой сапёр и мотопехоты приготовились встретить подходящие поезда огнём прямой наводкой. Но движения не было, видневшаяся слева станция была (судя по документам) пустынна, подхода железнодорожных эшелонов из-за поворота справа также не наблюдалось. Тем временем командир немецкого отряда по радио сообщил на КП 24 тд о выходе своей группы к линии железной дороги. Намеченная командованием цель рейда была достигнута.
Улица Героев Стратосферы
Улица Героев Стратосферы
Фото автора.
Но ни командир немецкой группы, ни его солдаты не догадывались тогда о скрытой значимости этого события. Они не знали, что, выйдя к железной дороге и авиазаводу, они оказались у объектов, намеченных к разрушению самим Гитлером, и были в буквальном смысле слова близки к выполнению его личных пожеланий! Вряд ли знал об этом и сам командир 24 тд генерал фон Хауэншильд, которому, несомненно, сразу же сообщили о радиограмме командира передового отряда из захваченной части воронежского левобережья. (Впрочем, командиру 24 тд было тогда явно не до этого: части дивизии с боями всё дальше втягивались в городские кварталы Воронежа, и внимание немецкого генерала было главным образом сосредоточено на захвате центральной части города.)
Об особом внимании Гитлера к району воронежского левобережья, в который вышел после полудня 6 июля передовой отряд 24 немецкой тд, написал в своём военном дневнике главнокомандующий немецкой группой армий «Юг» фельдмаршал фон Бок. 3 июля 1942 года он был вызван на оперативное совещание в Полтаву, куда рано утром прилетел из восточной Пруссии Гитлер и начальник генерального штаба Гальдер. На этом совещании в числе других был поднят и вопрос о том, что делать с Воронежом. Гитлер лично подтвердил фон Боку неожиданное для того решение более не считать задачу захвата Воронежа приоритетной и вместо этого быстрее разворачивать подвижные части 4 танковой армии на юг для стремительного наступления вдоль Дона. Как пишет фон Бок, фюрер был « в особенно дружелюбном и приветливом настроении. Он подтвердил то, что Гальдер сказал мне вчера и дал мне свободу действий не следовать первоначальной цели овладеть Воронежом, если для захвата города придётся вести тяжёлые бои. Всё, что для него важно, это то, чтобы большой авиационный завод и, если возможно, железнодорожные сооружения были бы непригодны к использованию <русскими>.»
Нет сомнения, что после возвращения из Полтавы фон Бок довёл полученную им информацию до командующего 4 ТА Гота, правда, остаётся неясным, сослался ли он при этом на разговор с Гитлером. После этого Гот передал услышанные им от фон Бока пожелания командиру подчинённого ему 48 танкового корпуса, а тот сообщил об этом и в штаб 24 тд Но неопределённость ситуации была в том, что соображения Гитлера, высказанные им фон Боку в Полтаве, не были оформлены в виде приказа и потому так и остались всего лишь устными пожеланиями «вождя». Каких-либо следов этих пожеланий в сохранившихся трофейных немецких документах обнаружить не удалось. Очевидно не получив официального приказа, фон Бок отнёсся к пожеланиям фюрера соответственно - «по возможности». Поэтому специальная задача по разрушению авиазавода и железнодорожных сооружений перед командующим 4 ТА Готом не была поставлена.
Решение же командира 24 тд выделить специальную боевую группу для захвата Вогресовского моста было, прежде всего, вызвано соображениями тактического характера и стремлением максимально использовать удачно складывавшуюся обстановку и выгодность момента, когда противник был (по его мнению) деморализован, а собственные части демонстрировали исключительный наступательный порыв и отменный боевой дух. В такой ситуации можно было рассчитывать на успех самых рискованных предприятий и этот расчёт противника в случае с вогресовским мостом, увы, оправдался. Захват моста давал противнику широкие возможности для продолжения активных действий и с этой точки зрения был, несомненно, выгоден и закономерен. К тому же, в ходе стремительного наступления войска всегда должны стремиться захватить мосты через реку и образовать плацдарм, если для этого есть хоть малейшая возможность. Это – один из основных тактических принципов наступательных операций.
Вместе с тем, в свете произошедших событий можно утверждать, что командование 24 тд стремилось захватить «южный» мост не только поэтому. Захват этого моста позволял противнику быстро перебросить на левый берег танки и бронетранспортёры и попытаться силами небольшой подвижной боевой группы достичь железнодорожной магистрали на Лиски и разрушить её. Близость железной дороги к реке вполне позволяла сделать это, ведь от вогресовского моста до станции Придача было всего около 2 километров. Поэтому в случае успешного захвата моста и отсутствия на левом берегу Воронежа значительных сил русских, подвижный разведотряд вполне мог успеть достичь железной дороги, взорвать её и вернуться к основным силам дивизии до подхода сюда крупных частей Красной армии. К сожалению, этот замысел врагу полностью удался.
О стремлении противника разрушить магистральный участок железной дороги на Лиски можно судить и по другому эпизоду боёв 24 тд После выхода к Дону 4 июля частям дивизии с ходу удалось захватить плацдарм на его восточном берегу в районе Рудкино. Но прорваться далее на восток, избегая при этом тяжёлых боёв (что было непременным условием командования дивизии, вызванным нехваткой сил и стремлением избежать лишних потерь!) мотоциклетному батальону 24 тд не удалось. Противник честно признавал: «Атака, предпринятая из плацдарма РУДКИНО, натолкнулась на присутствие крупных сил противника, так что запланированное наступление в направлении восточной окраины ВОРОНЕЖА по восточному берегу ДОНА и в направлении реки ВОРОНЕЖ, а также подрыв важных железнодорожных участков оказались невозможными.»
К слову сказать, от захваченного на восточном берегу Дона плацдарма у деревни Рудкино до железной дороги в районе станции Боево по прямой было всего около 12 километров. Поэтому запланированный рейд противника с целью разрушить железную дорогу в этом районе был вполне возможен, учитывая мобильность батальона мотоциклистов 24 тд Можно не сомневаться, что не окажись на пути врага наших только что подошедших частей, немецкие мотоциклисты наверняка добрались бы до станции Боево и взорвали там железную дорогу. Но убедившись, что восточнее занятого плацдарма уже находятся части Красной армии и потому прорваться к железной дороге ( а тем более к Воронежу!) без тяжёлых боёв вряд ли удастся, вражеское командование отказалось от замыслов дальнейших операций на восточном берегу Дона. ( Тем не менее, прорыв к Дону и образование противником плацдарма на его восточном берегу в районе Рудкино вынудили советское командование перебросить сюда 180 танковую бригаду как раз из района Придачи. Это обстоятельство, в свою очередь, и привело к тому, что в решающий момент наших войск в Придаче не оказалось, что позволило противнику практически беспрепятственно прорваться в левобережье.)
Описанный выше эпизод ещё раз косвенно говорит о том, что в оперативных решениях командования 24 тд и фактических действиях войск в определённой мере прослеживаются пожелания Гитлера, высказанные им фон Боку 3 июля 1942 года. Но можно ли утверждать, что захват плацдарма на левом берегу Воронежа был осуществлён 24 тд в соответствии с приказом вышестоящего немецкого командования или исходя из личных пожеланий Гитлера? На мой взгляд достаточных оснований для такого утверждения нет.
Утром 6 июля командир немецкой 24 тд ещё не знал, какие задачи получит дивизия из корпуса на следующий день, и потому определённо стремился занять выгодные позиции для возможного продолжения наступательных действий. Захват плацдарма в левобережье несомненно соответствовал этой цели. Но уже вечером 6 июля в штаб дивизии поступил приказ из 48 танкового корпуса, который прояснил планы вышестоящего немецкого командования относительно Воронежа и, тем самым, уточнил и задачу 24 танковой дивизии.
Приказ гласил: «В случае, если Воронеж будет оставлен противником и занят нашими дивизиями, надлежит удерживать и укреплять плацдарм по следующей линии: русло реки Воронеж от устья до места в 2 километрах западнее станции Отрожка, северная окраина Подгорное, старое русло в 1,5 км. южнее Новоподклётное.»
То есть с вечера 6 июля стало ясно, что задачи наступать в левобережье перед 24 тд не ставится. В связи с этим отпадала надобность и в захваченном утром плацдарме в Придаче. Прочитав приказ, генерал Хауэншильд мог только развести руками: получалось, что в наступательном порыве последних дней он и его солдаты явно перестарались, когда, ворвавшись в Воронеж, с ходу захватили плацдарм в левобережной части города. Теперь этот плацдарм оказался ненужным. К тому же во второй половине дня 6 июля в штаб дивизии поступило из корпуса первое предварительное распоряжение о предстоящей смене 24 тд и выводе её на западный берег Дона.
Однако просто так отказаться от захваченного утром плацдарма командиру 24 тд явно не хотелось, и он не стал спешить с возвращением передового отряда назад. К вечеру 6 июля немцы организовали оборону плацдарма и на ночь остались в Придаче. Но, понимая, что занятый район теперь рано или поздно придётся оставить, фон Хауэншильд распорядился о минировании вогресовского моста (выполнить это приказание немцам помогали многочисленные заряды взрывчатки, в суматохе брошенные нашими сапёрами во время дерзкого захвата моста противником) и подготовке к отходу передового отряда на правый берег.
Какие же события происходили в тот день в захваченной противником части Придачи? Во второй половине дня группа немецких сапёр под прикрытием танков и автоматчиков начала минирование магистральной железной дороги на Лиски. Используя подрывные заряды, немцы методично взрывали секции железнодорожного полотна, станционные сооружения и постройки. Судя по немецким данным эта работа проходила без помех, боевых действий группа не вела. В описании отмечено, что крупному разведотряду дивизии «удаётся основательно разрушить важнейший ж/д мост и участок ж/д линии южнее с. Монастырщенка.»
К вечеру 6 июля немецкий разведотряд стал отходить мимо авиазавода в район многоэтажных зданий у реки, ближе к мосту. Заходили ли немцы на территорию самого авиазавода? На этот вопрос трудно ответить однозначно, поскольку достаточных документальных данных об этом нет. Прояснить ситуацию могли бы воронежские старожилы, которые работали в ту пору на заводе или жили вблизи него, но в моём распоряжении таких воспоминаний нет. Скорее всего, командование немецкого отряда выяснило, что авиазавод уже не работает, а потому противник не стал тратить силы на разрушение пустых заводских цехов, посчитав, что гораздо важнее разрушить железную дорогу. К тому же времени на тщательное обследование авиазавода у немцев не было. Они хорошо понимали, что ситуация, когда им удаётся почти свободно разъезжать по захваченному плацдарму и при этом блокировать магистральную железную дорогу, вряд ли продлится долго.
Так это и произошло. Первые советские подразделения подошли к станции Придача к вечеру. Это был 392 танковый батальон тяжёлой 180 тбр. вместе с приданной ему противотанковой батареей и двумя взводами автоматчиков. Накануне по приказу командира 18 танкового корпуса батальон вместе с другими подразделениями бригады ушёл из Придачи на юг, чтобы прикрыть восточный берег Дона южнее Воронежа. Но не успели части сосредоточиться в новом районе, как в 10 утра 6 июля в штаб бригады прибыл делегат связи от командующего 6 армией генерала Харитонова, который передал приказ командующего фронтом о возвращении бригады обратно. Ближайшим к Придаче подразделением бригады оказался 392 тб., который располагался в Верхне Боево. В полдень 6 июля сюда прибыл замкомандующего Брянским фронтом генерал Яркин и лично приказал командиру батальона капитану Дружкову вернуться в район Придача с задачей обеспечить переправу через реку Воронеж. При этом генерал Яркин сообщил, что переправа находится в руках наших частей, немцев в Придаче нет.
Получив приказ, командир батальона приступил к его выполнению. По прямой от станции Боево до Придачи было около 20 километров и батальону потребовалось около 5 часов, чтобы по просёлочным дорогам выдвинуться к южным пригородам Воронежа. При подходе к городу капитан Дружков, очевидно, не слишком полагаясь на услышанные им от генерала сведения и желая проверить всё самому, решил выслать вперёд разведку в составе 2 лёгких танков Т-60. Действуя впереди батальона, эти танки первыми выдвинулись к южной окраине Придачи. Танкисты подходили к жилому посёлку авиазавода, как вдруг в районе домов ИТР совершенно неожиданно попали под кинжальный артиллерийский огонь.
В результате оба танка были подбиты и сгорели, и батальон сразу же потерял свой головной дозор. Но, судя по всему, кто-то из танкистов остался в живых, успел выскочить из горящих танков и под огнём выбраться назад, предупредив командира подходящего батальона об опасности.
Так капитан Дружков узнал, что Придача уже занята немцами, и ему предстоит не оборонять переправу через реку ( как планировалось), а идти в атаку на засевшего в городской черте врага. В силу скоротечности боя ( а по сути внезапного расстрела наших лёгких танков из засады) оставшиеся в живых танкисты вряд ли успели заметить, а, тем более, запомнить, где именно располагались огневые точки противника, откуда вела огонь его противотанковая артиллерия, какие рубежи он занимает. Вполне возможно, что выжившие танкисты были ранены и были в шоке от осознания близости едва миновавшей их смерти и гибели своих боевых товарищей и танков в первом же бою. Их сбивчивые рассказы о пережитом вряд ли дали командованию батальона много ценной развединформации.
Поэтому капитан Дружков перед атакой на Придачу имел весьма смутные сведения о противнике и сложившейся обстановке. Не имея времени на тщательную подготовку наступления, он был вынужден после гибели посланных им вперёд танков ограничиться теперь только недолгой разведкой наблюдением. Впереди за обширным пустырём виднелись заводские постройки, да безмолвно возвышались многоэтажные жилые дома посёлка с зияющими глазницами выбитых окон.Для подавляющего большинства молодых танкистов батальона, что напряжённо всматривались тогда в захваченный врагом южный пригород Воронежа, это было поле самого первого в их жизни боя.
Немецкий аэрофотоснимок района авиазавода
Немецкий аэрофотоснимок района авиазавода
- место боя батальона Дружкова
В 6 часов вечера, наскоро изготовившись к атаке, 392 танковый батальон перешёл в наступление на южную окраину Придачи. Но атака успеха не имела и вскоре захлебнулась под огнём противника. Оказалось, что немцы засели в каменных зданиях, установили на замаскированных позициях противотанковые орудия, организовали эффективную систему огня и не собирались отходить. Вражеские артиллеристы даже затащили лёгкие противотанковые орудия на вторые и третьи этажи зданий и вели огонь прямо из квартир домов ИТР авиазавода, что стояли тогда на окраине посёлка. Обширный пустырь по которому продвигались наши танки давал противнику отличную возможность для обзора и обстрела с верхних этажей зданий, чем немцы не преминули воспользоваться.
Оказавшись под сильным огнём немецкой артиллерии, 392 танковый батальон капитана Дружкова вынужден был прекратить атаку и с потерями отойти на исходные позиции. Вскоре бой затих. На подступах к Придаче помимо сожженных ранее двух танков Т-60 разведки, остались ещё 6 танков: один КВ сгорел, 2 КВ и 3 Т-60 были подбиты. Из личного состава батальона 7 человек погибли и 4 были ранены, включая и самого командира, который, тем не менее, остался в строю и продолжал командовать батальоном, не смотря на полученное ранение. Малочисленная пехота батальона, судя по всему, была прижата огнём к земле ещё на дальних подступах к посёлку, залегла и атаку танков поддержать не смогла. С ходу ворваться в Придачу, разгромить немцев и сбросить их в реку не получилось. Стало ясно, что противник как следует укрепился и собирается удерживать захваченный плацдарм.
Одно из зданий, где укрывались немецкие подразделения
Одно из зданий, где укрывались немецкие подразделения.
Фото автора.
Тем временем немцы приготовились к отражению второй атаки и вели наблюдение, благо для этого у них были все возможности. Например со смотровой площадки углового дома в начале улицы имени героев стратосферы они могли просматривать местность в юго-западном направлении на глубину нескольких километров вплоть до самой железной дороги.
Ночь застала немецкий «гарнизон» левобережья в обороне. Противник оставил станцию, район авиазавода и железную дорогу и сосредоточил имевшиеся силы в районе жилых домов вблизи моста. Новый день отнюдь не сулил немецкому отряду спокойной жизни. Стремительный рейд «кавалеристов» 24 тд в левобережье, который почти не встретил сопротивления утром, ушёл в прошлое. Теперь немцам предстояли трудные бои, чтобы удержать захваченный плацдарм ограниченными силами, и всё сходилось к тому, что русские не успокоятся, пока не вернут его обратно.
Одно из зданий, где укрывались немецкие подразделения
Одно из зданий, где укрывались немецкие подразделения.
Фото автора.
Бои за Придачу возобновились утром 7 июля, но, судя по имеющимся документам, они главным образом представляли из себя длительную перестрелку между нашими и немецкими частями. Постепенно в этот район стали подходить батальоны всё того же 41 полка НКВД, командование которого, очевидно, привело за это время свои части в порядок и по приказу сверху вывело их на огневой рубеж в северной части Придачи. В бою, вероятно, приняли участие и некоторые подразделения 287 полка НКВД.
392 танковый батальон в тот день больше не предпринимал лобовых атак жилого посёлка. Очевидно командование батальона решило дождаться подхода стрелковых частей, прежде чем отважиться на штурм противника в условиях городской застройки. Из документов бригады следует, что основные силы батальона к вечеру даже оказались у деревни Никольское, более чем в шести километрах от места боя, где заняли оборону «в готовности не допустить переправу танков противника через реку Воронеж в районе Придача».
Несколько раз поредевшие роты из состава батальонов 41 полка НКВД поднимались в атаку и пытались занять посёлок и выйти к мосту, но под губительным огнём врага эти атаки захлёбывались и не приносили успеха. Противник упорно оборонял подступы к мосту, подразделения полка не могли продвинуться вперёд и, прижатые огнём к земле, окапывались на занятых позициях.
В конечном итоге в ночь на 8 июля к Придаче стали выходить первые наспех собранные роты из состава остатков вышедшего за Дон 125 стрелкового полка 6 стрелковой дивизии. На рассвете 8 июля командир полка и командир 392 тб. провели совместную разведку, готовясь к предстоящим наступательным боям. Теперь вместе с танкистами и подразделениями НКВД в атаку на Придачу наконец-то должна была пойти и пехота. Так после горького отступления и тяжёлых поражений, измотанные долгим маршем и обескровленные большими потерями роты и батальоны 6 стрелковой дивизии начинали в Придаче первые наступательные бои трудного лета 42 года.
Днём 7 июля командованию немецкой 24 тд стало ясно, что плацдарм в Придаче придётся оставить. Удерживать его дольше, особенно учитывая упорные попытки русских ликвидировать немецкое вклинение в левобережье, начавшиеся там бои и связанные с этим ненужные потери, не имело смысла. К тому же весь день 7 июля части дивизии вели бои за центральную часть Воронежа, и отвлекать при этом силы 21 мотопехотного полка на удержание плацдарма в Придаче было нецелесообразно. Дивизия оказалась втянутой в несвойственные её назначению боевые действия в городских условиях, и, хотя немецкое командование 7 июля громогласно объявило о падении Воронежа, борьба за город была ещё далека от завершения.Вместо стремительных прорывов и обходов противника, как это было в предыдущие дни наступления, части дивизии всё больше увязали в уличных боях.
Характерно признание, которое уже после войны сделал один из немецких офицеров, когда вспоминал боевой путь дивизии. Этот путь, без сомнения, сопровождался впечатляющими успехами, но в конечном итоге оказался вымощенной победами дорогой в ад Сталинграда, где дивизия и нашла свою бесславную гибель в окружении.
Говоря о боях за Воронеж в июле 42 и полученной 24 тд задаче взять город, он отметил, что «для выполнения этой задачи дивизия не имела достаточно пехоты. В этом заключаюсь ошибка командования, которой позже суждено было еще раз повториться роковым образом. Танковые дивизии, созданные для ведения боев на открытом пространстве, очень быстро «таяли» в боях за крупные города.»
Эти слова можно было бы назвать пророческими, если бы они были сказаны в своё время. Но опьянённые успехом наступления, немецкие генералы ещё не подозревали, что ждёт их на Волге, и какими последствиями обернутся для немецких подвижных соединений уличные бои в большом городе, хотя первые признаки будущих кошмаров Сталинграда, безусловно, проявились уже в Воронеже.Правда в победном для Германского оружия июле 1942 это мало кто заметил. Для большинства солдат и офицеров наступающих немецких дивизий окончательная победа тогда казалась уже не за горами.
В полдень 7 июля к Воронежу подошли первые части 16 моторизованной дивизии, которая в ночь на 8 июля должна была сменить 24 тд и принять командование на её участке. 24 тд уходила из Воронежского плацдарма и генерал Хауэншильд начал готовить вывод всех частей дивизии из боя. Подводя итоги проведённой наступательной операции, он, в числе прочих достижений дивизии, отметил: «Взят второй по величине промышленный город РОССИИ. Образован небольшой плацдарм за рекой ВОРОНЕЖ восточнее города ВОРОНЕЖ.
Жизненно важная двухколейная железная дорога МОСКВА-КАВКАЗ находится в радиусе обстрела немецких войск.»
7 июля командир немецкой боевой группы в Придаче получил приказ на эвакуацию занятого плацдарма и уничтожение «южного» моста. Подразделения передового отряда начали организованно отходить из жилого посёлка.
В донесениях наших частей, написанных после завершения боёв на левом берегу Воронежа, не встречается каких-либо упоминаний о захваченных в Придаче пленных и трофеях, равно как и об обнаруженных там сожженных танках, уничтоженных орудиях и трупах вражеских солдат и офицеров. Это обстоятельство ещё раз косвенно подтверждает тот факт, что немцы полностью вывели на правый берег Воронежа всю свою боевую технику, эвакуировали раненых и вывезли убитых. Ночью противник оставил Придачу и по вогресовскому мосту вышел на правый берег Воронежа. Вслед за выходящими войсками немецкие сапёры методично, пролёт за пролётом взорвали все секции вогресовского моста. Массивные железобетонные конструкции рухнули в воды Воронежа, от моста остались только одни опоры. Как казалось тогда немецкому командованию, путь на правобережье был русским надёжно отрезан. (Враг ошибался. Уже в августе советские танки смогли в районе Вогреса переправиться на правый берег Воронежа и совершенно неожиданно для противника повели наступление на Чижовку. Но это уже другая история.)
Утром 8 июля наши части пошли на штурм вражеского плацдарма. На этот раз танки и пехота быстро заняли Придачу и вышли к взорванному мосту. Боя не было. Из изрыгавших прежде огонь многоэтажных домов посёлка уже никто не стрелял. Противника в плацдарме не оказалось.Начальник политотдела 180 тбр. наконец-то смог отправить наверх победное донесение: «Южная Придача и переправа были очищены от остатков противника без потерь.»
Так закончился рейд врага на левый берег Воронежа. Бои за левобережный плацдарм стали достоянием истории. Прошли годы, затем десятилетия. К сожалению после войны реальные исторические события 6 и 7 июля 1942 года в районе Придачи долгое время были сильно искажены и обросли самыми разными слухами и домыслами. В газетных статьях и даже на страницах книг историко-краеведческого характера порой публиковались самые настоящие небылицы. Писали даже о мифическом немецком парашютном десанте, которого на самом деле никогда не было ни в Придаче, ни вообще где-либо под Воронежем. Причём весь этот немецкий «десант», якобы, был полностью уничтожен. Нисколько не сомневаясь, авторы публикаций на бумаге «наносили» врагу колоссальные потери и «заваливали» Придачу и подступы к ней сотнями немецких трупов и десятками уничтоженных фашистских танков.
В послевоенных описаниях боёв за Воронеж факт захвата противником вогресовского моста предпочитали обходить молчанием, либо писали о том, что мост был своевременно взорван советскими сапёрами. Доходило до того, что некоторые авторы умудрились даже вообще «не пустить» врага на левый берег Воронежа. Данные о потерях противника, «нанесённых» ему в донесениях военной поры и на страницах послевоенных публикаций, порой просто поражают воображение. Горькая же правда состоит в том, что действительные потери врага были, увы, очень и очень далеки от этих фантастических цифр.
Доступные сегодня исследователям немецкие документы позволяют достаточно точно сказать, какие потери понесла 24 немецкая тд в боях за Воронеж. 6 июля все части дивизии потеряли: 1 офицера и 8 солдат и унтерофицеров убитыми, 5 офицеров и 94 солдат и унтерофицеров ранеными и 6 солдат и унтерофицеров пропавшими без вести. Всего 114 человек.
Заметим, что это общие потери всей дивизии за весь день боёв во всех районах Воронежа. Какими же были тогда потери передового отряда, который утром захватил вогресовский мост практически без боя и весь оставшийся день боевых действий почти не вёл? Очевидно, что очень и очень малыми.
7 июля потери 24 тд составили: убито 2 офицера, 36 солдат и унтерофицеров, ранено 4 офицера, 81 солдат и унтерофицеров, без вести пропало 2 солдата. Всего 125 человек. Сколько солдат и офицеров потерял противник в боях за Придачу? Мы не знаем этого точно. На основании имеющихся данных можно предположить, что за полтора дня существования немецкого плацдарма в районе Придачи общие потери противника убитыми и ранеными (пропавших без вести в этих боях у противника, судя по всему, не было), скорее всего, находились в пределах 10 - 15 человек.
Может быть в боях за Придачу враг понёс большие потери в технике? Имеющиеся данные заставляют нас сильно усомниться в этом. Ни подбитых и брошенных немецких танков, ни пушек, ни мотоциклов наши части в освобождённой Придаче не обнаружили. Даже если какие-то танки и орудия из состава передового отряда и вышли из строя за эти два дня, все они были своевременно эвакуированы на правый берег Воронежа по вогресовскому мосту и восстановлены ремонтными подразделениями дивизии. Вытаскивать же из Придачи сгоревшие танки противнику было просто не зачем, так как они уже не подлежали восстановлению и были безвозвратной потерей. Немцы попросту оставили бы их на поле боя, так как тратить дефицитное время и силы только ради того, чтобы тащить сожжённые танки на металлолом, они в тех обстоятельствах позволить себе не могли. Но в таком случае наши части непременно обнаружили бы сожженные немецкие танки в Придаче и, конечно же, сообщили об этом наверх. Однако таких сообщений в донесениях не встречается.
Вообще за всё время боёв с начала наступления 28 июня вплоть до завершения боёв за Воронеж 8 июля 1942 года безвозвратные потери 24 тд в танках составили всего 5 единиц. Правда число боеготовых машин за это время неуклонно сокращалось и ко дню вывода дивизии с Воронежского плацдарма снизилось на 24: со 167 до 133. Учитывая напряжённую работу эвакуационных и ремонтных подразделений дивизии, которые чуть ли не ежедневно возвращали в строй подбитые и повреждённые машины, можно уверенно предположить, что число вышедших из строя танков за это время было гораздо больше. Нет никаких сомнений, что многие из этих машин были подбиты именно в ходе боёв за Воронеж.
Но дело в том, что подбитые в боях и вышедшие из строя танки и другая боевая техника, как правило, не становились для врага безвозвратной потерей и благодаря хорошо налаженной работе технических служб вскоре опять возвращались в строй и продолжали воевать.В огромной мере этому способствовало и то, что в наступательных боях лета 42 года на Воронежском направлении поле боя практически повсеместно оставалось противнику, и потому (в отличие от наших танковых частей!) он мог эвакуировать свои подбитые танки для ремонта и не терял их безвозвратно.
Через много лет после войны написать о памятных боях под Воронежом решил и бывший командующий Брянским фронтом маршал Голиков. В своей статье для вышедшего в 1968 году сборника о Воронежском сражении он упомянул и о боях в Придаче, но при этом утверждал, что вогресовский мост нашим частям «удалось сохранить», хотя уже тогда в доступных ему архивных документах Брянского фронта мог (если не надеялся на память) прочитать, что «Немцы взорвали южный мост». Говоря же о завершении сражения за Придачу, Голиков решил через четверть века после прошедших боёв всё-таки поставить в них победную точку и сообщил читателям, что противник «был выброшен за реку Воронеж».О том, что немцы сами ушли с плацдарма и взорвали за собой и мост и железную дорогу, он писать не стал.
Такова вкратце история произошедших в Придаче событий 6, 7 июля 1942 года. Конечно с ними связано много горького, но от этого они не перестают быть частью нашей истории. Из честной книги прошлого нельзя вырывать её отдельных неудобных страниц.
Умаляют ли приведённые в статье факты мужество и героизм защитников Придачи? На мой взгляд нет. В подавляющем своём большинстве они делали всё возможное, чтобы разбить врага. Но по мало зависящим от них причинам сделать это зачастую не удавалось. Не их вина, что враг ворвался в Воронеж, а не был остановлен и разбит на его подступах, хотя для этого летом 1942 года у Красной армии имелись все возможности.
Главную ответственность за это несёт высшее советское командование, по вине которого Воронеж оказался практически беззащитен перед лицом врага в самые важные, решающие для его судьбы дни. И, как это часто бывает, своим мужеством и самопожертвованием, своей кровью и жизнью рядовым защитникам Воронежа пришлось искупать тяжёлые ошибки, а зачастую и некомпетентность вышестоящего начальства. Они выполнили свой долг до конца, самоотверженно сражаясь с сильным и опытным противником даже в самых неблагоприятных обстоятельствах.
В заключении этого небольшого исследования надо сказать и о дальнейшей судьбе взорванного немцами вогресовского моста. Долгие годы после войны он оставался разрушенным, из воды поднимались только одни его опоры. Но жизнь продолжалась и требовалось как-то наладить связь центра города с левобережьем. Сначала, после освобождения Воронежа рядом с уничтоженным вогресовским мостом через реку был сооружён временный переход для пешеходов. По словам А.П. Шингарёва трамваи тогда доходили до конца дамбы, пассажиры выходили и шли по пешеходному мосту через реку, где садились уже в трамвай на левом берегу. Решение восстановить вогресовский мост было принято только в середине 50 годов. Перед началом работ водолазы тщательно обследовали остатки опор и рухнувшие пролёты и нашли под водой.остов довоенного трамвая, упавшего в реку вместе со взорванным 7 июля 1942 года мостом. Он пролежал на дне реки долгие годы.
Вытащенный на берег, этот избитый пулями и осколками воронежский трамвай предстал перед собравшимися у моста людьми молчаливым и зримым напоминанием о войне и о трагическом и героическом для Воронежа лете 1942 года.
- место боя батальона Дружкова
