Опять Цыпкин. Новое. Новый рассказ. Все-таки я всегда знал, что со своими бордельными этюдами и вниманием к гражданкам с "пониженной социальной ответственностью" я когда-нибудь совпаду вектором с государственной повесткой. Самое время опубликовать в фб новую историю. Впервые она увидела свет на сайте журнала Esquire. Так же он бывает читан в театре. Особенно люблю женскую версию Катерина Шпица , жду вариацию Пётр Лидов-Петровский Этюд спортивно-бордельный. Рано или поздно в мои рассказы о публичных домах должен был вклиниться спорт. Казалось бы, как могут переплестись игры взрослых с мячом и взрослые игры без мяча. Могут, оказывается. Результат — стрельба, полиция и плачущие жрицы любви. Записана история была в 2000-х, а когда произошла — кто теперь вспомнит.
Скрытый текст
Но сначала лирическое отступление. Стеснение. Замечательное и очень человечное состояние. Как вы понимаете, без стеснения в борделе нельзя. Особенно, пока он не стал тебе домом родным. Стеснение приветствует уже при в входе в подъезд. Петербургские публичные дома средней и средненькой руки расположены в таких же средних и средненьких кирпичных домах постройки счастливого XIX века. Почти весь ХХ век в квартирах этого дома были коммуналки — символы СССР. Потом СССР неожиданно умер, а коммуналки выстроились в очередь на новую жизнь. Но стать борделями повезло не всем. Некоторые квадратные метры остались в состоянии «ад на гастролях», другие попали в категорию «ад на ремонте», ну и какие-то переродились в отдельные квартиры. В итоге сам дом становился коммунальным. На разных этажах одной лестницы мог жить авторитетный предприниматель, продавщица овощного, студенческая пара, арендующая комнату у какой-нибудь бабули, иностранец, которому впарили квартиру Лермонтова, и именно в ней он стрелялся с Андреем Болконским, обязательный алкоголик, заливающий всех без разбору и, наконец, десяток проституток в уютной атмосфере постсоветской причудливой роскоши квартиры номер 8.
Все жильцы не идиоты и знают, что квартира номер 8 — это не школа ораторского мастерства, хотя близкая по духу. Более того, клиент квартиры номер 8 тоже понимает, что если он стоит у двери, а с верхнего этажа идет бабушка с авоськой, то она в курсе, зачем он здесь: «паскуда похотливая, кобель бесстыжий». Особо малахольные начинают паниковать, изображать работника собеса или агитатора на выборах. Спрашивать, «в этой ли квартире находится музей кактусов имени Фрунзе». Но бабку обмануть можно. Авоську нельзя. Авоська смотрит прямо тебе в душу и спрашивает: «То есть с женой мы не можем, с женой у нас только 29 февраля, скотина эгоистичная, а ей каково?» Ну а если покупатель любви невезучий и напарывается на алкаша, то вообще можно аневризму приобрести. Он же сразу начинает орать на весь подъезд: «Ну что, трахаться пришел, а мне бухнуть не на что». Шантажист либо получает в рупор, либо деньги. Моментально. За годы работы он выучил, от кого что ожидать, и вычисляет трусливо-милосердных по шагам. После парочки таких столкновений посетители притона начинают стесняться еще накануне, зайдя в булочную. Им кажется, что даже рулет с маком догадывается, куда этот фрукт в костюме завтра в пять собрался. Что уж говорить о прохожих на улице в непосредственной близости от заветной квартиры и тем более о жильцах. Очень это все стеснительно и не продуманно.
Тем не менее некоторые до искомого будуара доползают. Им открывают двери, предварительно изучив в электроглазок. Девушки стараются тоже взглянуть, кто пожаловал, а то ведь город маленький. К одной работнице умудрился попасть ее же бывший однокурсник. Сидели час. В итоге ушли оба. Она в слезах. Забрал, говорят, навсегда.
Но и видеоконтроль можно пройти. Оказываешься в прихожей. Иногда, конечно, бывают логистические конфузы. Уходящий и приходящий клиент встречаются в дверях. Новички пытаются прикинуться обоями. Бывалые шутят: «В команде „Зенит“ замена».
Далее конвейер отправляет страждущих в гостиную, где все события этого боевика и разворачивались. Однажды осенью на «шикарном» диване дома свиданий у станции метро Чернышевская оказались задницы двух москвичей. Они закончили все свои столичные дела, собрались в аэропорт, но неожиданно воспылали страстью. Абстрактной. Безадресной. Покопались в интернете и нашли, где с этим вопросом разбираются. Стеснений не испытали, квест прошли.
Сидят в гостиной, ждут, когда перед ними продефилируют нимфы, свободные в данное время. В эту секунду московский черт нашептал гостям включить телевизор. Показывали футбол. Последние три минуты матча между «Зенитом» и «Спартаком». Потребители платной любви попросили дать им досмотреть игру и впились в экран. Дело к ничьей, но на последней минуте питерские футболисты недоглядели и пропустили. Московские болельщики не подумали, в каком они городе, и бурно стали праздновать победу, параллельно забыв, зачем они пришли. Неожиданно в глубине борделя тревожно хлопнула дверь, и в коридоре послышались медленные, но тяжелые шаги. Москвичи всегда знают, когда идет он. Неповторимый, трогательный и неотвратимый русский п****ц. Чувствовать его первыми — уникальный дар столичных жителей. Парни поняли, что каменный гость топает к ним и что речь пойдет не любви.
Коля-Башня вошел в гостиную борделя в черных спортивных штанах, костюмной белой рубашке, тоскующей по утюгу, резиновых тапках на одну босую ногу, другую в носке. В руках у Коли был пистолет, в глазах тоска, алкоголь и жажда. Жажда событий.
Коля жил в публичном доме уже третью неделю и прошел все стадии семейной жизни.
Безудержный секс, секс по расписанию, увиливание от секса, ненависть к сексу, пьянство, футбол.
Те же стадии он прошел сначала за три года с женой, потом за год с любовницей, и когда судьба упекла его в храм разврата на неопределенный срок, а дао повторилось, Коля отчаялся. Отмечу, что находился он в борделе по весьма прозаичной причине. Его хотели убить, и он прятался.
Коля-Башня, бандит средней руки, не рассчитал прыжок в финансовое будущее и падал. За ним летели на истребителях кредиторы и неубитые конкуренты. Добрые люди сказали ему залечь на дно немедленно, где бы он сейчас ни находился, потому что хвост висел на Коле, как бобровый воротник на шубе Шаляпина. В момент того звонка Коля лежал на моральном дне, а именно на Кристине и Карине, если быть до конца точными, то между ними. Телефон сообщил, что выходить из борделя Коле не следует. Возможно, никогда, но точно ближайшие пару недель. Как он провел их, мы знаем. Безудержный секс с неограниченным количеством партнерш скатился в безудержный просмотр футбола. Он все время переключался с испанской лиги на российскую, выдерживал полчаса, ощущал безнадежность, отхлебывал из горлышка ближайшей бутылки и проводил параллели со своей жизнью. Коля-Башня понимал, что его существование — это отечественный футбол. Деньги вроде есть, но он никому не интересен, заработки шальные, и детям особо нечего рассказать о нем в школе. Настроение от этого не улучшалось, но оставался патриотизм городского масштаба.
«Зенит» Коля любил. Очень. Всем испитым нутром, уставшим от четырех стен, погони и бесчувственного секса Коля желал победы любимой команде. Особенно в борьбе с ненавистными москвичами. (Заказали Колю тоже люди с внутренней стороны Садового кольца.) Поэтому услышав победный вой из гостиной борделя, Коля-Башня остался просто Башней, встал с кровати, достал пистолет, загнал патрон в патронник, поленился натянуть носок и открыл дверь в новое будущее.
— Раздевайтесь.
Дуло уперлось в потный лоб одного из гостей северной столицы.
— Зачем? — дребезжащим голосом поинтересовался второй.
— Трахаться будете. Вы же за этим пришли.
— С кем?
— Друг с другом.
Москвичи застыли. Коля дважды выстрелил в потолок. Управделами борделя влетела в комнату:
— Коля, ты что делаешь?! Сейчас менты приедут!
— Приедут.
— Тебя же заберут, а там или комаровские, или... как их... из Москвы тебя найдут!
— Найдут.
Жизнь Коле разонравилась окончательно, и ему стало все равно.
— Раздевайтесь.
Коля направил ствол на дрожащее колено одного из болельщиков.
Через 28 секунд два дряблых, тридцатипятилетних, обнаженных тела стояли у дешевого рояля, с помощью которого в будуаре периодически устраивали караоке. Коля выкинул одежду в открытое окно.
— Ну, давайте. Говорят, вы в Москве все это умеете.
Коля вложил в это «умеете» все презрение настоящего ленинградского гопника к ненавистному городу.
Парни из белокаменной были обычными менеджерами, о пистолетах только читали, на футбол ходили раз в год и то в ложу, но русского человека нельзя прижимать к стене. Особенно при дамах.
Один из нудистов посмотрел в Колины мутные глаза и голосом партизана, идущего на расстрел отрезал: «Трахаться не буду. „Спартак“ — чемпион». Коля медленно поднял пистолет на уровень глаз своего визави, но между ним и смелым красно-белым встала управделами борделя и со слезами на глазах спасла сразу четыре жизни в этом салоне, включая свою.
— Не надо, Коленька. Не надо... Я тебя только полюбила. Не губи себя и мальчиков, они вон смелые оказались.
Коля пистолет не опускал. Управделами срочно начала работать Мистером Вульфом. Менты были свои, разумеется, но вызов проигнорировать не могли, и значит, минут через пять их можно было ожидать. Одежду москвичей уже выбросили — и пришлось импровизировать. Единственного клиента срочно выпроводили, сказав, что грядет облава. Ствол спрятали. Носок на Колю надели. Обнаженным, так сказать, фанатам объяснили, что выхода два: либо заткнуться и слушать режиссера, либо уехать с милицией в качестве потерпевших, но потом все будут знать, где и в каком состоянии их взяли. Артисты согласились. Столичным франтам заклеили на всякий случай скотчем рот и розовыми наручниками приковали к батарее.
В дверь постучали.
— Вы тут чего, совсем охренели. Лариса, что за пальба?
Управделами приступила к исполнению служебных обязанностей.
— Это не пальба — это фейерверк.
— В честь чего?
— У меня свадьба! Вот жених. Николай. Он в белой рубашке по случаю праздника.
— Поздравляю! А эти два почему голые и к батарее прикованы?
— BDSM
— Чо?
— Ну типа кукольного театра для взрослых.
— Кукольный театр, говоришь. А кто Карабас-Барабас?
Женщина вошла в роль, взяла плетку и игриво дала показания.
— Я, но не Карабас, а Госпожа. Не волнуйтесь, никакого насилия, просто маскарад в честь праздника.
— А куклам нравится?
Мент посмотрел на участников мапет-шоу, на плетку в руках управделами, потом на фаллоимитатор, стоящий на рояле. (Лариса училась на театрального режиссера, любила художественную достоверность и за пять минут собрала декорации.)
— Нравится, я спрашиваю?
Куклы усердно закивали.
— П*****, что в стране творится, — стал сокрушаться капитан милиции. — Ладно, сейчас комнаты проверим — и поехали отсюда.
Кроме девушек в борделе никого не было, и наряд не стал задерживаться.
— Лариса, мы на субботник к вам в среду. И можно без этого вашего ВЛКСМ.
— BDSM.
— Ну, без него, в общем. По старинке.
Коля отсиделся в борделе и открыл с Ларисой спортивный бар.
«Спартак» в том сезоне что-то выиграл.
